– Теперь они будут искать тебя, пока не перероют всю землю, – сказал Хенрик.

– Пленку надо будет размножить, – сказала Маркиза. – И разослать по всем ячейкам.

– Не спеши, – сказала Ирка. – Мы подумаем, как сделать лучше. Пусти еще раз пленку. Я боюсь, что среди них были знакомые.

– Сейчас, только перемотаю назад, – сказал раненый милиционер.

– Какие сволочи! – сказала Ирка. – Я бы их всех своими руками растерзала!

– Успеешь, – сказал Хенрик, – всему свое время.

– Пусти пленку вдвое медленней, – попросила Маркиза.

Загорелся экран.

– Тим, – сказала мне Маркиза. – Подвинь мое кресло к экрану.

Я подчинился. Кресло было тяжелое, но на колесиках. Как только я его сдвинул с места, оно рыскнуло в сторону. Маркиза схватила меня за руку длинными холодными пальцами.

– Не так шустро!

Она смотрела на меня смеющимися глазами, а я старался не видеть ее маленького туловища и ссохшихся ножек.

Маркиза отвернулась от меня и словно забыла.

Мы снова смотрели, как люди стараются убежать со стадиона, как они бьются о решетки.

– Стой! – приказал Хенрик. – Останови изображение.

Картинка на экране замерла.

– Видишь? – спросил он.

– Это Шептицкие, – сказала Маркиза. – Они с собой взяли на стадион девочку.

Маркиза дотронулась длинным пальцем до экрана.

– А кто справа? Это Ванда Ли?

– Не может быть!

– Конечно же Ванда, у нее помолвка в декабре.

– Не будет помолвки.

– Сволочи! – повторила Ирка. Она стояла рядом со мной. А я так устал, что смотрел на дергающееся изображение на экране, уже не понимая, что там происходит. У меня глаза смыкались. И если бы не голод, я бы уселся здесь в уголке и заснул.

Вдруг Маркиза резко обернулась ко мне.

– Уведи его, – приказала она Ирке. – И ты тоже поспи. На тебе, Ирка, лица нет.

– Пошли, – сказала Ирка.

Я был благодарен Маркизе. Я сказал:

– Спасибо.

Но меня никто не слышал, потому что Хенрик вдруг воскликнул:

– Смотрите, смотрите!

– Не может быть! – ахнула Маркиза.

Они столпились у экрана, увидев кого-то близкого им.

Ирка потянула меня за руку.

Мы вышли из двери и прошли по коридору. Ирка толкнула дверь слева, и за ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояло несколько коек, покрытых серыми одеялами.

– Здесь отдыхает караул, – сказала Ирка. – Но сейчас их нет. Выбирай любую постель.

Я не стал выбирать. Я положил меч на пол возле ближайшей койки, рухнул на нее, закрыл глаза и вместо того, чтобы заснуть, начал вновь мысленно прокручивать перед глазами сцену моего боя со спонсором. Я слышал, как Ирка присела на соседнюю койку.

– Ты спи, – сказала она, – не ворочайся. Ты лучше посчитай до ста. Ты считать умеешь? А то я тебе посчитаю.

– Я умею.

– Тогда считай.

– Не хочу.

– Надо обязательно поспать. Мы же не знаем, когда будем спать в следующий раз.

– Как ты меня нашла?

– Искала вот и нашла! Спи!

– А что ты на кондитерской фабрике делала?

– Воровала.

– А что воровала?

– Много будешь знать, скоро состаришься.

– Дай руку, – сказал я.

Не открывая глаз, я протянул в ее сторону руку ладонью кверху, и она положила на ладонь свои пальцы. Я знал, что у Ирки обломанные короткие ногти, и руки все в ссадинах и царапинах, а мизинца на левой руке нет.

– Спи, – сказала Ирка.

– Жалко спать.

– Хочешь, я тебя поцелую? – спросила Ирка.

– Хочу.

Я открыл глаза. Ее глаза были совсем близко от моего лица. Она склонилась, и я, подняв другую руку, схватил пальцами ее горячий затылок, чтобы сильнее ее поцеловать.

Ирка вырвалась, она сделала вид, что рассердилась.

– Раздавить меня хотел, да? Нельзя так сильно, – сказала она. – Это не любовь, а больно. Тоже мне, любимец!

– А что любимец?

– Я раньше думала, что любимцы все такие нежные, завитые, мытые, у меня была подруга, ты ее не знаешь, она была знакома с одним любимцем, не здесь, а на болшевской базе спонсоров. Она с ним встречалась. Она говорила, что он такой нежный, она так переживала, когда хозяева его увезли.

Сон подкрадывался ко мне. Мне было уютно и тепло. Ирка была такая глупая, но очень хорошая. Она погладила меня по голове.

– Ты не завитой, – сказала она.

Мне хотелось спросить, был ли у нее кто-нибудь раньше, до меня. И мы даже показалось, что я спрашиваю. Но на самом деле я уже спал. Правда, догадался я об этом только, когда Ирка начала расталкивать меня, тормошить:

– Просыпайся, надо идти. Ты слышишь, что надо идти?

Маркиза ждала нас в длинном роскошном зале подземного дворца – станции метро. И люди когда-то ходили по этому дворцу, не замечая окружающей роскоши. «Кто же правил нашей страной, если только для того, чтобы проехать на поезде, воздвигались такие дворцы?» – спрашивал я себя.

Маркиза сидела в кресле на колесиках.

Пока мы спускались к ней в зал, я успел спросить Ирку:

– А почему она не ходит?

– У нее ноги слабенькие, – сказала Ирка.

– А почему она такая?

– А кто не урод? – ответила вопросом Ирка.

– Я! – Это прозвучало самоуверенно, по-мальчишески.

Ирка засмеялась.

Мы подошли к Маркизе. Возле кресла стояли два охранника в кожаных костюмах.

– Чего вас так развеселило? – спросила Маркиза.

– Тим считает, что он красавец! – сказала Ирка.

– Ты в самом деле так думаешь? – спросила Маркиза, смеясь глазами. Но почему-то я почувствовал, что ей эта ситуация не нравится. И я даже понял, почему: нелегко женщине обсуждать чужую красоту, если ты горбунья-сухоножка.

– Я так не думаю, – сказал я. – Я только думаю, что я не урод.

– Это одно и то же, – сказала Маркиза и обернулась к Хенрику, который быстро приближался. Его каблуки отбивали ровный четкий ритм.

– Все, – сказал он, подойдя к нам. – Он будет ждать у входа в «Сокольники».

– Один?

– Обещал.

– Я не хочу рисковать.

– Я думаю, что мы не рискуем, – сказал Хенрик. – Я думаю, что он взбешен и перепуган.